Михаил Карасик. Ленинградский архитектурный
конструктивизм: ДК, фабрики-кухни, бани и др.

Санкт-Петербург: Издательство М.К. & Творческая мастерская «Ручная печать», 2012. Издатель — Тимофей Марков.
54 × 46 см. Тираж: 17 экз. 15 листов в обложке и футляре. Сброшюрована (на винтах). 13 композиций — цветная автолитография, бумага BFK Rives Cream + 13 изображений на кальке. Обложка — алюминий, лазерная резка. Футляр — картон, переплетная ткань, шелкография. На русском и англ. яз.; перевод — Пол Уильямс.

• Читать подробное описание

  (1) Дворец культуры Промкооперации Aрх. Е.А. Левинсон, В.О. Мунц Бумага, литография на камне и алюминии

  (2) Дворец культуры им. А.М. Горького Арх. А.И. Гегелло, Д.Л. Кричевский Бумага, литография на камне и алюминии

  (3) Дворец культуры им. С.М. Кирова Арх. Н.А. Троцкий, С.Н. Козак Бумага, литография на камне и алюминии

  (4) Дом культуры Ильича Арх. Н.Ф. Демков Бумага, литография на камне и алюминии

  (5) Дворец культуры работников связи Aрх. П.М. Гринберг, Г.С. Райц Бумага, литография на камне и алюминии

  (6) Фабрика-кухня Московско-Нарвского района Арх. А.К. Барутчев, И.А. Гильтер, И.А. Меерзон, Я.О. Рубанчик Бумага, литография на камне и алюминии

  (7) Фабрика-кухня Выборского района Арх. А.К. Барутчев, И.А. Гильтер, И.А. Меерзон, Я.О. Рубанчик Бумага, литография на камне и алюминии

  (8) Фабрика-кухня Василеостровского района Арх. А.К. Барутчев, И.А. Гильтер, И.А. Меерзон, Я.О. Рубанчик Бумага, литография на камне и алюминии

  (9) Фабрика-кухня Володарского района Арх. А.К. Барутчев, И.А. Гильтер, И.А. Меерзон, Я.О. Рубанчик Бумага, литография на камне и алюминии

  (10) Круглая баня на площади Мужества Арх. А.С. Никольский Бумага, литография на камне и алюминии

  (11) Лиговские бани Арх. Н.Ф. Демков Бумага, литография на камне и алюминии

  (12) Трикотажная фабрика «Красное знамя» Арх. Эрих Мендельсон Бумага, литография на камне и алюминии

  (13) Водопроводная башня завода «Красный гвоздильщик» Арх. Я.Г. Чернихов Бумага, литография на камне и алюминии

• Читать статью

  Ни один из видов искусства так активно и настойчиво не внедряется в сознание помимо нашей воли, как архитектура. Каждый раз она напоминает о себе, стоит лишь выйти из дома. В Ленинграде, а сегодня в Санкт-Петербурге, достаточно поводов для архитектурных рефлексий. Неузнавание прежних улиц, ансамблей, очередная перелицовка города есть свидетельство глобальных внутренних и внешних метаморфоз. Они, словно отметки хронометра, отсчитывают жизненные этапы.

  Архитектура — один из индикаторов нашей идентичности со временем и местом. С годами замечаешь, что даже дома, построенные из бетона и стали, теряют привычные черты, ветшают, достраиваются, обретают декор. Каждое новое здание, превышающее положенную высотность и традиционный для классического города рисунок, становится предметом переживаний. Что же говорить о целом направлении в архитектуре — таком как конструктивизм, который, кажется, так и не прижился в Питере. Постройки административного и общественного назначения разбросаны по всему городу, на периферии и в фабричных районах они образуют небольшие конструктивистские зоны. Незавидно положение жилых домов в самом центре. С невероятным усилием пробившись между старыми зданиями, они остаются в тени, униженные величием классических стилей соседей, которым чужда рациональная красота геометрических форм, как бы вырубленных в пространстве старого города.

  С самого детства конструктивистская архитектура вносила тревогу в мое сознание. На улицах здания выделялись не только неожиданным абрисом, но и назначением — дом культуры, поликлиника, школа. Мои отношения с этими учреждениями, на первый взгляд, похожими друг на друга: широкие лестницы, длинные и прямые, словно проспекты, коридоры, однотипные помещения с вытянутыми по горизонтали прямоугольниками окон, носили болезненный личный характер. Все это я не любил — походы в школу, на кружки в ближайший дом культуры, что говорить о поликлинике! Со временем я привык, как и сами здания, кажется, прижились, а точнее, растворились в чуждой архитектурной среде. Моей адаптации к конструктивизму во многом способствовал переезд с Лиговки в Московский район, когда мне исполнилось десять лет. Московский проспект от Триумфальных ворот до Московской площади, где перед войной вырос Дом Советов — самый «неленинградский» район города, он похож на столичные районы и саму Москву, имя которой носит. Дома там возводились в 1930–1950-е годы, и сегодня они составляют престижный «сталинский» жилищный фонд. На смену ясной конструкции пришла фасадная, декорационная архитектура — сталинская неоклассика. В выпускных классах я в очередной раз поменял школу. В новую, а точнее старую, построенную в конце сороковых, я ездил почти через весь Московский район. Так в моей жизни появились ДК Ильича (арх. Н.Ф. Демков) и ДК Капранова (арх. М.С. Рейзман), а между ними построенный в форме ключа Московский райсовет (арх. И.И. Фомин, В.Г. Даугуль, Б.М. Серебровский), после уроков я нередко ходил в его кинотеатр. С мальчишками мы совершали дальние поездки на трамвае на самый «край земли» — на Средней Рогатке находился ленинградский мясокомбинат (арх. Н.А. Троцкий), один из шедевров индустриальной архитектуры. Как и многие важные учреждения и производства Ленинграда он носил имя Кирова, в постперестроечные годы вплоть до закрытия — героическое и вневременное «Самсон».

  Улучшая жилищные условия, наша семья переезжала из дома в дом: из комнаты без окон, где я родился, в «пенал» коммуналки, маневренный фонд, а затем в отдельную малогабаритку. В ускоренном темпе я на практике проходил краткий курс истории архитектуры от периода городской капиталистической застройки конца ХIХ века до хрущевских коробок. Если значение дореволюционных зданий давно обрело историческую устойчивость, то конструктивистская и сталинская архитектура, насыщенная политическими коннотациями, ждала более спокойных и непредвзятых оценок. Конструктивизм, как проявление авангардных идей двадцатого столетия, стал антиподом неоклассики, результата сталинского термидора в пластических искусствах. По социокультурной модели историка архитектуры Владимира Паперного двадцатые годы прошлого века относятся к «Культуре Один». Конструктивистская архитектура в более позднюю эпоху социализма «с человеческим лицом» в некотором смысле воспринималась проявлением этого проекта, а потому для поколения шестидесятых-восьмидесятых являлась своеобразным оправданием глобального социального эксперимента, приправленного романтикой первых послереволюционных лет. «Культура Два», т.е. сталинская, быстро разделалась как с романтиками, так и с интеллигенцией, вынужденной принять, а точнее, смириться с исторической поступью.

  Мой альбом посвящен ленинградским ДК, фабрикам-кухням, баням и другим сооружениям. Все они пока стоят на своих местах. Некоторые, с оговорками, сохранили назначение, однако, их роль в архитектурном облике города не так заметна, как раньше. В современном названии дворцов и домов культуры — культурно-досуговый центр (КДЦ) — больше не звучит пафос и энтузиазм прежних десятилетий.

  Первые клубы, прообраз ДК, стали возникать в начале двадцатых годов. Они располагались в старых постройках или переделанных церквях и имели ведомственную приписку — принадлежали профсоюзам. Профсоюзы стали оплотом самодеятельного и массового искусства, а к середине десятилетия их значительная экономическая независимость позволила начать строительство отраслевых домов и дворцов культуры по индивидуальным и типовым проектам. Марксистско-ленинская религия для рабочих и служащих требовала нового ритуала. Идеологическое и воспитательное значение ДК в те годы сравнимо с крупнейшими государственными музеями, театрами, концертными залами. В современной архитектуре эти фабрики по производству культуры воплощались в образе маяка или корабля. Над ленинградской «Промкой» (Дворец культуры промкооперации, так до 1960 года назывался ДК имени Ленсовета на Кировском проспекте) по замыслу архитекторов Е.А. Левинсона и В.О. Мунца должна была возвышаться пятидесятиметровая башня, ее возвели только в половину высоты. Вытянутая форма Дворца культуры имени Кирова на Васильевском острове делала его похожим на корпус огромного лайнера с башней-рубкой (проект арх. Н.А. Троцкого и С.Н. Козака). Увы, сегодня у ДК Кирова выросли четыре высотки, отрезавшие его от Большого проспекта. С корабельной символикой связаны круглые окна-иллюминаторы на стенах новых зданий: ДК, фабрики-кухни, спортивные сооружения, школы и др. Во время плавания корабль социализма сбился с курса — этим объясняется декорирование ДК Связи на улице Герцена (Большая Морская). В 1929 году здание Немецкой Реформаторской церкви было перестроено по проекту П.М. Гринберга и Г.С. Райца в здание Дома культуры и техники работников связи, позже переименованного во дворец. Шпиль был заменен на башню, на фасаде появились балконы и скульптура. Лепнина поверх чистой геометрической формы — вклад сталинской эстетики в конструктивистскую архитектуру.

  К концу двадцатых сложилась структура ДК: зрительный зал (кино, театральный или комбинированный), помещения для учебных классов и кружков, спортзал, библиотека. В начале тридцатых, когда профессиональные деятели искусств вернули себе прежнее величие, художественная самодеятельность: изостудии, драмкружки, хоры казались слабым отблеском пролеткультовского движения первых революционных лет. В пятидесятые-шестидесятые в ленинградских ДК окопались художники-затворники и опальные члены Союза художников, преподавательскую деятельность они совмещали с творческой. В дневное время учебные классы превращались в мастерские, вечером их заполняли студийцы. Изостудии ДК стали рассадниками ереси. Многие студийцы позже стали профессиональными и известными мастерами. В силу самодеятельного статуса художника-любителя у них не возникало творческих компромиссов, и если в их душах существовала раздвоенность, то причиной было время, необходимость терять светлые дневные часы на службе. Наградой же становились вечера, освещенные светом творчества. Жизнь не ставила задачек: «это — для заработка, а это — для себя». Окрепнув к середине семидесятых, изостудии, прибежища ленинградского нонконформистского движения, организовали выставки, ставшие историческими (ДК Газа и ДК «Невский») — возникла «газаневская культура». В конце восьмидесятых в ДК Свердлова собирались уже профессиональные искусствоведы, музейщики и художники, их вечера и выставки-однодневки являлись своеобразным пропуском в современное искусство. ДК Крупской из черного книжного рынка начала перестройки превратился в оптовую книжную базу. Храмы пролетарской культуры, как и положено, заполнили торговцы и фарисеи.

  Сегодня сложно представить, что фабрика-кухня — это не столовая или «завод обедов», которые развозились по производствам и школам. На рубеже тридцатых очерки о новом коллективном опыте питания тысяч людей с современной кухонной техникой, комнатами отдыха, детскими, библиотекой печатались в самых популярных журналах. О фабриках-кухнях писали Самуил Маршак, Лев Кассиль, Тамара Габбе, публицист и журналист Татьяна Тэсс, им посвящена книжка «За образцовое общественное питание. Столовые Москвы» 1931 года в оформлении и с фотографиями Александра Родченко, для малышей рисовали Алиса Порет, Татьяна Сафонова, Григорий Шевяков и др. Из четырех ленинградских, созданных по индивидуальным проектам архитекторами группы АРУ (архитекторы-урбанисты А.К. Барутчев, И.А. Гильтер, И.А. Меерзон, Я.О. Рубанчик), только одна «Василеостровская» давала 35 тысяч обедов в день. До наших дней дожили три, правда, сильно перестроенные и изменившие свое назначение: Выборгская фабрика-кухня № 1 на Выборгской стороне (сегодня там магазины и офисы); фабрика-кухня Московско-Нарвского, затем Кировского района и Дом кооперации (универмаг «Нарвский»); Василеостровская фабрика-кухня на Большом проспекте Васильевского острова (ТК «Балтийский»). Современная столовая-гигант должна была вырвать хозяйку из ада коммунальной кухни, освободить ее время для самообразования, отдыха, работы, а главное, привить советскую культуру. Так вместе с комплексным обедом рабочие и служащие в качестве добавки получали «культурный десерт». В фильме Фридриха Эрмлера «Обломок империи» (1929) есть сцена коллективного обеда: над рядами рабочих, склонившихся над тарелками, нависает лектор, он рассказывает о новом быте. Фабрика-кухня и есть фабрика: огромное светлое пространство, т.е. цех, с рядами столов, похожих на конвейерные линии, за которыми одна «обедающая» смена следует за другой. К концу тридцатых, когда социализм был «в основном» построен, работницу вернули на домашнюю кухню, как правило, ту же коммунальную, зато у столичных домохозяек — жен партийных и хозяйственных руководителей, военного комсостава появились домработницы. На смену книжкам о фантастических фабриках-кухнях пришла «Книга о вкусной и здоровой пище», первое издание напечатали в 1939 году. Домашняя кухня победила коллективную. От последней в нашей памяти остался ужасный вкус столовской еды и удушающий запах подсобных и посудомоечных помещений.

  Ленинградские бани — обширное поле для творчества архитекторов-конструктивистов. Отмечу, что поле, в прямом (учитывая его прямоугольную форму) и переносном смысле являлось только частью банной геометрии. Был еще и круг. Аналогия проста: римский театр с искусственным водоемом-бассейном, в котором проводились жестокие гладиаторские навмахии. В основе экспериментального проекта, сочетающего в себе баню, бассейн и солярий, разработанного архитектором А.С. Никольским в 1927 году, заложен заглубленный в землю цилиндр: внутренний бассейн, перекрытый сверху стеклянным куполом — прозрачной полусферой, напоминающей мыльный пузырь. Александру Никольскому лишь частично удалось реализовать свой фантастический проект при строительстве двух других бань: в бывшем Московско-Нарвском районе на Ушаковской улице (теперь улица Зои Космодемьянской) и в Лесном (на современной площади Мужества). В банные помещения Круглой бани в Лесном, расположившиеся по кольцу, врезана прямоугольная форма — вход с рекреацией, а внутренний диаметр вместо бассейна превратился в закрытый двор. Цилиндрическая форма присуща Ушаковским баням, за свою большую пропускную способность получившим название «Гигант»: два цилиндра — большой, в котором располагались основные помещения, и над ним малый составляют только часть сложной пространственной конструкции. В Станционных банях на улице Шелгунова (до 1962 года она называлась Станционной) и в Лиговских на Лиговской проспекте — полуцилиндры, фланкирующие вход. Обе построены в 1934 году по типовому проекту Н.Ф. Демкова, который работал в команде Никольского.

  И др. ... Значительная часть конструктивистских построек возводилась в промышленных, периферийных районах. Но граница эта весьма условна. Трикотажная фабрика «Красное знамя», расположенная на улице Красного Курсанта на Петроградской стороне, на сегодняшний день находится в центре города. Из большого комплекса зданий наиболее популярна Силовая Станция (ТЭЦ), в ней недавно разместился Центр культуры «Красное знамя» с выставочными залами, клубами и пр. В 1925 году выдающемуся немецкому архитектору, специалисту по промышленному строительству Эриху Мендельсону был заказан проект большого производственного комплекса текстильной фабрики. К концу двадцатых из-за активного сопротивления местных специалистов ему удалось реализовать только часть своих планов. В точности соответствует авторскому замыслу силовая станция — бесспорный памятник архитектуры конструктивизма.

  В районе пересечения набережной Лейтенанта Шмидта и 23-й линии Васильевского острова расположены два исторических памятника — главное здание Горного института и стоящий напротив ледокол «Красин». Если небольшая труба легендарного судна, в 1928 году спасшего во льдах Арктики команду дирижабля «Италия», просматривается с разных точек, то другая «труба», более высокая, похожая на корабельную, видна только с 24-й линии. Водонапорная башня канатного цеха завода «Красный гвоздильщик» с огромной цементной бочкой наверху (напоминает аналогичные бочки на крышах нью-йоркских домов) — единственный реализованный проект архитектора, художника, теоретика, одного из лидеров авангарда Якова Чернихова. Его образы, воплощенные в архитектурной графике, опережали время, казалось, что она создается не для практических целей. Мастер бумажной архитектуры Чернихов известен своими книгами с рисунками машин, современных производств и городов будущего.

  Мой альбом «ДК и др.» как бы совершает путь назад — от построек к графике. Композиции, созданные на старом материале, возвращают зданиям прежние черты, передают атмосферу середины двадцатых — рубежа тридцатых годов. Время рассудило по-своему. Образцы типового строительства, прообразы будущего — они стали яркими примерами эпохи великих социальных утопий, уникальными памятниками конструктивистской архитектуры.